Свет Чести
Ну вот как-то так. На тему корсаровПолная луна на небе давала холодный голубой свет, неярко освещая окрестности. Характерная лунная дорожка на небольших волнах упиралась в голубовато-зеленоватый бриг, стоящий на якоре рядом с небольшим пляжем. Паруса были полностью спущены и собраны на реях, моряки не прыгали по такелажу, боцман не рявкал на подчиненных, заставляя шевелиться быстрее. Все было тихо. Очень тихо. Только изредка раздавался то всплеск, то чья-то ругань. Приглядевшись, наблюдатель, если бы он тут был, мог бы заметить, что с корабля на песчаный берег перегружаются вооруженные люди — несколько весельных лодок курсировало между бригом и пляжем, перевозя команду на сушу. Несведующий наблюдатель удивился бы: зачем перегружаться ночью, в темени, да еще таким странным способом, когда всего в нескольких милях есть небольшой городок с отличным причалом, к которому можно было пришвартовать хоть галеон? Более сведущий понял бы: приблизься этот бриг к острову днем да попытайся бросить якорь в гавани — его еще на дальнем подходе немедленно начала бы обстреливать береговая артиллерия, в дуэли с которой у легкого скоростного корабля не было ни единого шанса — тяжелые ядра и мощные бомбические снаряды разворотили бы корабль по досточке до того, как он успел бы подойти на расстояние собственного выстрела.
Капитан Джон Паккард, среди подчиненных — просто Капитан Пак — несмотря на молодость, прекрасно отдавал себе отчет о том, что с ним будет, если он будет неосторожен — поэтому сегодня вместо лихой атаки была избрана принципиально иная тактика. Несколько его матросов, завербовавшись на торговый шлюп, нашли в городе людей, у которых не было ни денег, ни совести, и обо всем с ними договорились — поэтому в назначенный час, когда пиратская команда полностью сошла на берег, оставив на борту лишь нескольких матросов, а из окружавших городок джунглей раздался три раза птичий крик, со стороны города ответил такой же тройной окрик. Птичий он напоминал мало, но это было неважно. Ворота городских стен были распахнуты и полторы сотни вооруженных головорезов проникли за ворота, не выдав себя ни одним звоном сабли или матерком матроса.
Город был обречен на разграбление, его защитники — на смерть, а гражданские — на плен и рабство. Но город еще не знал об этом и мирно спал в четвертом часу утра...
***
Подгоняемый крепким ветром в спину, бриг на удивление шустро для своего перегруженного состояния летел по морским волнам, несильно раскачиваясь продольной качкой, рассекая волны острым носом. Недавний налет на прибрежный городишко Пак оценил достаточно плохо. Фактор внезапности они использовали на всю катушку, но кто-то успел поднять тревогу и часть гарнизона, которую не успели вырезать — небольшая, но все же — встретила их плотным огнем и острыми клинками. Город переполошился, часть пиратов погибла под огнем, начался пожар. В общем и целом — типичное разграбление с кишками посреди улиц, визжащими от ужаса насилуемыми женщинами, запахом гари, выстрелами за поворотом, выбиваемыми окнами, снующими туда-сюда пиратами, набивавшими мешки и сундуки всем, что имело ценность и прочими прелестями. Трюмы и палубу пираты забили под завязку — тут были и золото, и серебро, и ром, и пленные — но каждый третий пират остался на берегу. За молодых, полегших в первом бою, привычный к такому Пак волновался мало — наберет в любой таверне новых. Но вместе с ними пулями защитников убило боцмана и нескольких опытных, толковых матросов из числа опытных — и это было уже ощутимой потерей.
Впрочем, они все равно забили корабль добром под завязку и сейчас шли полным ходом пропивать награбленное в пиратскую гавань. «Под завязку» означало, что сейчас по кораблю надо было перемещаться с известной степенью осторожности — тюки, мешки, короба и сундуки стояли везде. Просто везде — на палубе, у рулевого, между пушек, от бака до кормы громоздились трофеи и перемещаться по кораблю можно было или прыгая с сундука на сундук, или перепрыгивая через пушки, стараясь при этом не сверзиться за фальшборт. В трюме ситуация была еще хуже — его забили сверху донизу. Рулевым приходилось постараться, что бы перегруженный бриг не опрокинулся на маневре. Однако капитан не волновался — корабль был крепким, проверенным, рулевые — опытными моряками. Не первый раз так идут. Он спустился в трюм. Большая его часть была забита добром, меньшая — пленными. В основном девушками, а так же в меньшей степени — молодыми крепкими парнями. В Старом Свете рабство было не в почете, ошейники и кандалы давно были заменены кредитами и контрактами, но вот на Востоке традиции были куда сильнее. Сильные парни — отличные работники на плантациях, а необычного (в смысле неазиатского) вида девушки — отличное дополнение к гарему. Что по этому поводу думают сами парни и девушки, ни пиратов, ни работорговцев не волновало. У первых было оружие и жадность, ко вторым рабы попадали уже соответствующим образом подготовленными. Внимание Пака привлекла одна из девушек. В отличие от прочих, чью свободу ограничивали только прутья клетей, в которых они сидели, эта была крепко привязана к вертикальной балке — веревка опутывала запястья за балкой, не позволяя отойти от нее. Босая, со спутанными длинными каштановыми волосами, она была одета в изодранное серое платье. Левый глаз девушки украшал здоровенный фиолетовый фонарь. При появлении в трюме нового человека она поднялась на ноги, глядя на капитана исподлобья. Мимо как раз проходил лейтенант абордажной партии и капитан остановил его жестом.
- А эта почему связана? - Спросил он у Томаса, которого все звали просто Апперкотом — потому что сим хитрым приемом лейтенант абордажников владел в совершенстве и мог уложить им быка. В ответ на вопрос Томас только недобро усмехнулся.
- А ты подойди — узнаешь.
Общаться с капитаном в таком тоне могли только самые проверенные, надежные члены экипажа. Пак решил последовать совету и приблизился к девушке. При ближайшем рассмотрении в неярком, мигающем свете масляных ламп стало видно, что лет девушке на вид не больше двадцати, а сама она — если отмыть и причесать, а так же подождать, пока не сойдет синяк — будет очень даже ничего. Дорого на рынке потянет, очень дорого. Платье, кстати, когда-то тоже было дорогим — не простолюдинское. Пак не был гигантом, но, встав рядом с ней, оказался головы на полторы повыше ее и солидно ширее в плечах.
- Ну, красавица, расскажи о себе.
- Пшел ты!
Звонкая пощечина разнеслась по трюму.
- Я капитан этого корабля. Со мной нельзя так общаться.
- А я — дочь губернатора острова. - Зло отозвалась девушка, сверкнув единственным зрячим на данный момент глазом. - Почему-то никто не спрашивает меня, как со мной можно обращаться.
- Ух ты, важная шишка. Что ж, если твой папаша даст за тебя больше денег, чем узкоглазый Ли...
Договорить капитан не успел. Зато в полной мере понял, почему у девушки был фонарь под глазом — воспользовавшись тем, что он подошел ближе и заболтался, она с размаху пнула его прямо между ног, от чего он скрючился пополам и, характерно икнув, живо сделал несколько шагов назад, не разгибаясь.
- Втроем суку еле скрутили. А зовут ее Джейн. - Усмехнулся наблюдавший за сценой Апперкот. Начавший разгибаться капитан встретился взглядом со взглядом девушки. В нем легко читалось злорадство, смешанное с лукавством - «подойдешь еще, красавчик?». Словно насмехаясь над ним, она сдула со лба прядку волос и улыбнулась уголком губ.
- Вечером ее — в мою каюту, до того — руками не трогать. - Коротко приказал Пак, окончательно разогнувшись.
Да желающих как-то и не... - Отозвался Апперкот. Зачем нужна эта стерва капитану в его каюте, он себе представлял отлично — девушку явно стоило наказать за поведение. Хотя были странности...
***
Вечером тишину капитанской каюты (относительную тишину — звуки ветра, волн, такелажа и работы матросов никто не отменял, но за годы в море капитан полностью перестал их замечать, обращая на них внимание только тогда, когда они почему-то исчезали) нарушил короткий стук в дверь. Ни разу не галантное пощелкивание костяшками пальцев по доскам, а три коротких «Бух, бух, бух!» кулаком в дверь. Ждать приглашения ведшие девушку пираты не стали, а распахнули дверь без оного и затолкали Джейн в каюту. Запястья и локти ее были связаны за спиной, одета она была все в то же изодранное платье, болтающееся на одной лямке и плащ спутанных грязных волос. Освещена каюта на корме была намного лучше трюма — сюда пробивался солнечный свет через иллюминаторы (был закат), да и фонарей на метр стены было побольше. У девушки было приятное лицо — небольшой овал, почти круг - узкие миндалевидные глаза, таящие в себе лукавую усмешку в лицо угрозе, маленький аккуратный нос, поджатые губы. Тонкая шея.
- Н-ну, доволен, верзила? - Девушка демонстративно подергала связанными руками, разговаривая с совершенно не женскими нотками в голосе. - Хоть один бой в жизни провел как мужик? Или только и умеешь, что бить в спину и лапать связанных, а? Пиратишка?
Откуда девушка — дщерь губернатора, должная падать в обморок при виде крысы и с визгом взлетать на стол, заметив таракана — понабралась таких манер — оставалось загадкой из загадок. Да что там губернаторская дочка — не всякая трактирщица посмеет так выражаться даже при знакомых посетителях.
«- Напрашиваешься?» - Хотел было спросить капитан, как вдруг его осенило. А ведь действительно напрашивается. Ловко, умело, практически, можно было бы даже сказать — профессионально играет на нервах. Можно было бы, если бы капитан этого не раскрыл.
Чего она добивается? Ярости? Что бы он убил ее в припадке и тем самым оборвал мучения позорного плена и, потенциально, рабства? Забил до полусмерти, до беспамятства, что бы она потеряла чувства и уже физически не могла воспринять происходящее? Вышвырнул за борт, где милосердные акулы убьют быстро и без лишних мучений вместо того, что бы неделями качаться в вонючем трюме? Или просто не может сдержать в себе своей огнистой ярости?
Вместо очередной оплеухи, должной опрокинуть ее на кровать, капитан неторопливо обошел ее и начал развязывать узел на веревках, стягивающих локти. Завязали как надо — сходу не развяжешь, но капитан корабля не стал бы даже старшим матросом, если бы не умел обращаться с веревками. Локти оказались свободны. Девушка оглянулась через правое плечо, смерив мужчину удивленно-лукавым взглядом. Оскалилась.
- Хорошо подумал?
Вопрос не был праздным, но капитан подумал хорошо. Только не головой. И даже не тем, чем думают большинство пиратов при виде красивой девушки. Сейчас его уверенно вело что-то, чему он не знал названия. Что-то настолько глубинное, запрятанное так глубоко под безднами сознания и воспитания, что парень и не подозревал о существовании чего-то подобного в себе до сего момента — но сейчас это нечто, поднимавшееся жаром из середины груди, туманившее разум, но прояснявшее взгляд — управляло им и наводило на единственно верный путь. Вторая веревка упала на пол рядом с первой. Девушка тут же развернулась, поднимая руки и укладывая их ладонями на плечи мужчины. Мягко прижала. Он двинулся вперед, наступая — она — назад, чуть медленнее отступая, оказываясь с каждым шагом на сантиметр ближе к мужчине, пока две груди не сомкнулись. Она ощутила талией край рабочего стола, подпрыгнула и оказалась сидящей на нем. Колени сжали талию мужчины, но щиколотками она не давала приблизиться к себе слишком близко. Руки скользнули вниз по груди, лаская, а он — нагнулся ближе, вдыхая аромат ее кожи. Джейн откинулась назад, опираясь руками на стол. Изодранное платье скрывало мало, а что скрывало — там скорее будило фантазию, чем мешало. Юноша улыбнулся. Он видел. Видел все. Как танцуют лукавые искорки в глазах девушки, чей разум намного глубже и шире, что бы вместить в себя только желание поспать, поесть и потрахаться. Как она ловко, филигранно отвлекает его внимание бедрами, игриво сопротивляясь щиколотками, но через пару секунд сдаваясь и скрещивая их у него за спиной. Как тянется рукой — якобы опираясь на нее и изгибаясь под ним всем телом — к тяжелому подсвечнику...
Он успел перехватить ее за запястье в последний момент, когда медная подставка под три свечи уже была готова раскроить его висок. Развернулся, выкручивая руку и одним рывком швыряя легковесную девушку практически через всю каюту. Та на удивление не распласталась на полу, а, перекатившись, мгновенно вскочила, вооружившись его собственной саблей, которую он оставил у кровати. Острая сталь несколько раз со свистом рассекла воздух. Если бы девушку вела не только ярость, но и фехтовальное умение — быть безоружному капитану порезанным на мелкие кусочки. Но на его стороне был богатый опыт рукопашных, и странное, могучее, второе «Я», которое обострило все его рефлексы до совершенно запредельных высот. У девушки была ее ярость, желание выжить и...
На очередном не очень умелом замахе капитан скользнул вперед и перехватил запястье с саблей в тот момент, когда оно было над головой Джейн и она уже собиралась начать удар. Умело выкрутил до легкой боли, заставляя выронить оружие и вжал в дверь всем телом. Губы сомкнулись с губами, раздался возмущенно-беспомощный стон — зажатая могучим мужчиной в дверь, девушка могла только беспомощно колотить маленькими кулачками по его спине.
… и ее собственное, второе «Я», обострившее ее собственные чувства до того, что она почти переиграла капитана и едва не убила его или не захватила в заложники!
И в тот момент, когда их губы сомкнулись, два совершенно чуждых им самим сознания, два вторых «Я», о существовании которых не подозревали ни один, ни вторая, завершили долгий, тернистый путь друг к другу, медленно заставляя ее перестать бесполезно молотить руками плечам и лопаткам, цепляться за обрывки платья и пугаться своих собственных чувств к этому человеку, возникших внезапно, и старательно подавляемых воспитанием: «Как? Он же пират, преступник, окстись! Ты предназначена для принца!».
***
Последующим утром любующийся спящей принцессой пират вспоминал события прошедшей ночи как самое странное изнасилование в его жизни. Женщина, едва не зарубившая его его же собственной саблей (всерьез), сопротивлялась, царапалась, кричала, не упускала возможности двинуть его локтем или коленом — но каждое свое движение, каждый взгляд, каждую новую царапину на его спине она делала с настолько тонким, чувственным расчетом, что лишь распаляла его сильнее и больше. Любой, посмотревший на них, смог бы поклясться, что Пак — преступник, а Джейн — действительно пытается остановить творящееся безумие, но сам пират не просто был уверен — он знал сам и знал, что это понимает и Джейн: пожелай она действительно остановить его — она смогла бы сделать это одним словом. Но вместо этого она лишь заводила его больше и больше, не отпуская, не позволяя остановиться, пока обоих просто не вырубило от переизбытка чувств и усталости.
Пак проснулся первым и позволил себе полюбоваться блаженной улыбкой обнаженной девушки, лежавшей рядом с ним и уткнувшейся носом ему в бок. Но стоило ему попробовать подняться, как не по-девичьи сильная рука оплела его шею, возвращая к подушке. Глаза встретились с глазом. Синяк девушки уменьшался, но еще не сошел.
- Как ты это сделал?
- Что?
- Я — дочь губернатора острова, виконтесса. Я знаю, как правильно пользоваться десятком вилок. Я меняю по три платья в день и мне прислуживают две служанки. Я могу свободно говорить на трех языках. Ко мне ходили бароны и я выгоняла их если мне не нравились их духи. - Последнюю фразу она сказала почти возмущенно. - А ты... ты просто взял и... И...
Девушка не могла сформулировать то, что хотела сказать, подобрать последнее слово. «Влюбил»? «Привязал»? «Поймал»?
- Я просто не пользуюсь духами. - С преувеличенной серьезностью отозвался пират и они оба засмеялись. Смех девушки был звонким, как хрусталь, наполняя каюту. Она перестала подбирать нужное слово. Ей больше не нужны были слова — каждый из двоих понимал и чувствовал все необходимое.
- А про вилки забудь. Я тоже умею пользоваться десятком, но мне достаточно одной.
Девушка взглянула на пирата удивленно.
- Чего я о тебе не знаю?
- Ты не знаешь обо мне очень многого... - Отозвался пират, закрывая глаза и вспоминая свое далекое, почти забытое прошлое. Восьмилетний мальчишка смотрелся в ростовое зеркало. Дорогой модный костюм, начищенные туфли, взрослые вокруг, курящие тонкие трубки и обсуждающие цены на золото, взлетевшие из-за того, что клятые пираты захватили несколько испанских каравелл с грузом добычи с карибских островов, мешкающийся в дверях учитель испанского и слуга, наводящий окончательный марафет на Паккарда-младшего, баронета и будущего долгожданного наследника Паккарда-старшего, управителя британской колонии.
***
Дом на берегу лагуны был сделан из камня и обит деревом. Большой, крепкий, в три этажа, он выходил одними окнами на лагуну, каждый вечер встречая ими закат, а другими — на подступающий к морю лес. На другом краю лагуны раскинулся небольшой городок, до него можно было добраться на лодке или по берегу. Или, при желании, вплавь. Высокий, статный мужчина сорока лет, чье тело было испещрено шрамами, методично работал топором — колол дрова. Его могучее, перевитое жилами тело покрывали капельки пота, но он продолжал без устали взмахивать инструментом, как заведенный. С заднего двора доносился ребяческий смех — в гости прибежали несколько детишек из города, и сейчас они играли с детьми живущей на берегу семьи, гоняясь друг за другом. Из дома вышла женщина — ей тоже было под сорок, хотя выглядела она сильно младше своего возраста. Миндалевидные глаза с искоркой, лебединая шея, призрак блуждающей по губам улыбки...
- Месье Паккард, завтрак готов! - Задорно окликнула она мужа. Тот, расколов очередную чушку на умеренных размеров дровишки, развернулся, поймал вскрикнувшую женщину за талию и закружил ее по переднему дворику, целуя.
- Месье Паккард ведь не заставит себя ждать к столу? - Поинтересовалась она, повиснув в его объятиях, не доставая ногами до земли и совершенно не беспокоясь по этому поводу. - Кролик стынет!
- Только если леди Паккард приготовила его со своим соусом! - Безапеляционно заявил мужчина и поцеловал ее в губы.
Капитан Джон Паккард, среди подчиненных — просто Капитан Пак — несмотря на молодость, прекрасно отдавал себе отчет о том, что с ним будет, если он будет неосторожен — поэтому сегодня вместо лихой атаки была избрана принципиально иная тактика. Несколько его матросов, завербовавшись на торговый шлюп, нашли в городе людей, у которых не было ни денег, ни совести, и обо всем с ними договорились — поэтому в назначенный час, когда пиратская команда полностью сошла на берег, оставив на борту лишь нескольких матросов, а из окружавших городок джунглей раздался три раза птичий крик, со стороны города ответил такой же тройной окрик. Птичий он напоминал мало, но это было неважно. Ворота городских стен были распахнуты и полторы сотни вооруженных головорезов проникли за ворота, не выдав себя ни одним звоном сабли или матерком матроса.
Город был обречен на разграбление, его защитники — на смерть, а гражданские — на плен и рабство. Но город еще не знал об этом и мирно спал в четвертом часу утра...
***
Подгоняемый крепким ветром в спину, бриг на удивление шустро для своего перегруженного состояния летел по морским волнам, несильно раскачиваясь продольной качкой, рассекая волны острым носом. Недавний налет на прибрежный городишко Пак оценил достаточно плохо. Фактор внезапности они использовали на всю катушку, но кто-то успел поднять тревогу и часть гарнизона, которую не успели вырезать — небольшая, но все же — встретила их плотным огнем и острыми клинками. Город переполошился, часть пиратов погибла под огнем, начался пожар. В общем и целом — типичное разграбление с кишками посреди улиц, визжащими от ужаса насилуемыми женщинами, запахом гари, выстрелами за поворотом, выбиваемыми окнами, снующими туда-сюда пиратами, набивавшими мешки и сундуки всем, что имело ценность и прочими прелестями. Трюмы и палубу пираты забили под завязку — тут были и золото, и серебро, и ром, и пленные — но каждый третий пират остался на берегу. За молодых, полегших в первом бою, привычный к такому Пак волновался мало — наберет в любой таверне новых. Но вместе с ними пулями защитников убило боцмана и нескольких опытных, толковых матросов из числа опытных — и это было уже ощутимой потерей.
Впрочем, они все равно забили корабль добром под завязку и сейчас шли полным ходом пропивать награбленное в пиратскую гавань. «Под завязку» означало, что сейчас по кораблю надо было перемещаться с известной степенью осторожности — тюки, мешки, короба и сундуки стояли везде. Просто везде — на палубе, у рулевого, между пушек, от бака до кормы громоздились трофеи и перемещаться по кораблю можно было или прыгая с сундука на сундук, или перепрыгивая через пушки, стараясь при этом не сверзиться за фальшборт. В трюме ситуация была еще хуже — его забили сверху донизу. Рулевым приходилось постараться, что бы перегруженный бриг не опрокинулся на маневре. Однако капитан не волновался — корабль был крепким, проверенным, рулевые — опытными моряками. Не первый раз так идут. Он спустился в трюм. Большая его часть была забита добром, меньшая — пленными. В основном девушками, а так же в меньшей степени — молодыми крепкими парнями. В Старом Свете рабство было не в почете, ошейники и кандалы давно были заменены кредитами и контрактами, но вот на Востоке традиции были куда сильнее. Сильные парни — отличные работники на плантациях, а необычного (в смысле неазиатского) вида девушки — отличное дополнение к гарему. Что по этому поводу думают сами парни и девушки, ни пиратов, ни работорговцев не волновало. У первых было оружие и жадность, ко вторым рабы попадали уже соответствующим образом подготовленными. Внимание Пака привлекла одна из девушек. В отличие от прочих, чью свободу ограничивали только прутья клетей, в которых они сидели, эта была крепко привязана к вертикальной балке — веревка опутывала запястья за балкой, не позволяя отойти от нее. Босая, со спутанными длинными каштановыми волосами, она была одета в изодранное серое платье. Левый глаз девушки украшал здоровенный фиолетовый фонарь. При появлении в трюме нового человека она поднялась на ноги, глядя на капитана исподлобья. Мимо как раз проходил лейтенант абордажной партии и капитан остановил его жестом.
- А эта почему связана? - Спросил он у Томаса, которого все звали просто Апперкотом — потому что сим хитрым приемом лейтенант абордажников владел в совершенстве и мог уложить им быка. В ответ на вопрос Томас только недобро усмехнулся.
- А ты подойди — узнаешь.
Общаться с капитаном в таком тоне могли только самые проверенные, надежные члены экипажа. Пак решил последовать совету и приблизился к девушке. При ближайшем рассмотрении в неярком, мигающем свете масляных ламп стало видно, что лет девушке на вид не больше двадцати, а сама она — если отмыть и причесать, а так же подождать, пока не сойдет синяк — будет очень даже ничего. Дорого на рынке потянет, очень дорого. Платье, кстати, когда-то тоже было дорогим — не простолюдинское. Пак не был гигантом, но, встав рядом с ней, оказался головы на полторы повыше ее и солидно ширее в плечах.
- Ну, красавица, расскажи о себе.
- Пшел ты!
Звонкая пощечина разнеслась по трюму.
- Я капитан этого корабля. Со мной нельзя так общаться.
- А я — дочь губернатора острова. - Зло отозвалась девушка, сверкнув единственным зрячим на данный момент глазом. - Почему-то никто не спрашивает меня, как со мной можно обращаться.
- Ух ты, важная шишка. Что ж, если твой папаша даст за тебя больше денег, чем узкоглазый Ли...
Договорить капитан не успел. Зато в полной мере понял, почему у девушки был фонарь под глазом — воспользовавшись тем, что он подошел ближе и заболтался, она с размаху пнула его прямо между ног, от чего он скрючился пополам и, характерно икнув, живо сделал несколько шагов назад, не разгибаясь.
- Втроем суку еле скрутили. А зовут ее Джейн. - Усмехнулся наблюдавший за сценой Апперкот. Начавший разгибаться капитан встретился взглядом со взглядом девушки. В нем легко читалось злорадство, смешанное с лукавством - «подойдешь еще, красавчик?». Словно насмехаясь над ним, она сдула со лба прядку волос и улыбнулась уголком губ.
- Вечером ее — в мою каюту, до того — руками не трогать. - Коротко приказал Пак, окончательно разогнувшись.
Да желающих как-то и не... - Отозвался Апперкот. Зачем нужна эта стерва капитану в его каюте, он себе представлял отлично — девушку явно стоило наказать за поведение. Хотя были странности...
***
Вечером тишину капитанской каюты (относительную тишину — звуки ветра, волн, такелажа и работы матросов никто не отменял, но за годы в море капитан полностью перестал их замечать, обращая на них внимание только тогда, когда они почему-то исчезали) нарушил короткий стук в дверь. Ни разу не галантное пощелкивание костяшками пальцев по доскам, а три коротких «Бух, бух, бух!» кулаком в дверь. Ждать приглашения ведшие девушку пираты не стали, а распахнули дверь без оного и затолкали Джейн в каюту. Запястья и локти ее были связаны за спиной, одета она была все в то же изодранное платье, болтающееся на одной лямке и плащ спутанных грязных волос. Освещена каюта на корме была намного лучше трюма — сюда пробивался солнечный свет через иллюминаторы (был закат), да и фонарей на метр стены было побольше. У девушки было приятное лицо — небольшой овал, почти круг - узкие миндалевидные глаза, таящие в себе лукавую усмешку в лицо угрозе, маленький аккуратный нос, поджатые губы. Тонкая шея.
- Н-ну, доволен, верзила? - Девушка демонстративно подергала связанными руками, разговаривая с совершенно не женскими нотками в голосе. - Хоть один бой в жизни провел как мужик? Или только и умеешь, что бить в спину и лапать связанных, а? Пиратишка?
Откуда девушка — дщерь губернатора, должная падать в обморок при виде крысы и с визгом взлетать на стол, заметив таракана — понабралась таких манер — оставалось загадкой из загадок. Да что там губернаторская дочка — не всякая трактирщица посмеет так выражаться даже при знакомых посетителях.
«- Напрашиваешься?» - Хотел было спросить капитан, как вдруг его осенило. А ведь действительно напрашивается. Ловко, умело, практически, можно было бы даже сказать — профессионально играет на нервах. Можно было бы, если бы капитан этого не раскрыл.
Чего она добивается? Ярости? Что бы он убил ее в припадке и тем самым оборвал мучения позорного плена и, потенциально, рабства? Забил до полусмерти, до беспамятства, что бы она потеряла чувства и уже физически не могла воспринять происходящее? Вышвырнул за борт, где милосердные акулы убьют быстро и без лишних мучений вместо того, что бы неделями качаться в вонючем трюме? Или просто не может сдержать в себе своей огнистой ярости?
Вместо очередной оплеухи, должной опрокинуть ее на кровать, капитан неторопливо обошел ее и начал развязывать узел на веревках, стягивающих локти. Завязали как надо — сходу не развяжешь, но капитан корабля не стал бы даже старшим матросом, если бы не умел обращаться с веревками. Локти оказались свободны. Девушка оглянулась через правое плечо, смерив мужчину удивленно-лукавым взглядом. Оскалилась.
- Хорошо подумал?
Вопрос не был праздным, но капитан подумал хорошо. Только не головой. И даже не тем, чем думают большинство пиратов при виде красивой девушки. Сейчас его уверенно вело что-то, чему он не знал названия. Что-то настолько глубинное, запрятанное так глубоко под безднами сознания и воспитания, что парень и не подозревал о существовании чего-то подобного в себе до сего момента — но сейчас это нечто, поднимавшееся жаром из середины груди, туманившее разум, но прояснявшее взгляд — управляло им и наводило на единственно верный путь. Вторая веревка упала на пол рядом с первой. Девушка тут же развернулась, поднимая руки и укладывая их ладонями на плечи мужчины. Мягко прижала. Он двинулся вперед, наступая — она — назад, чуть медленнее отступая, оказываясь с каждым шагом на сантиметр ближе к мужчине, пока две груди не сомкнулись. Она ощутила талией край рабочего стола, подпрыгнула и оказалась сидящей на нем. Колени сжали талию мужчины, но щиколотками она не давала приблизиться к себе слишком близко. Руки скользнули вниз по груди, лаская, а он — нагнулся ближе, вдыхая аромат ее кожи. Джейн откинулась назад, опираясь руками на стол. Изодранное платье скрывало мало, а что скрывало — там скорее будило фантазию, чем мешало. Юноша улыбнулся. Он видел. Видел все. Как танцуют лукавые искорки в глазах девушки, чей разум намного глубже и шире, что бы вместить в себя только желание поспать, поесть и потрахаться. Как она ловко, филигранно отвлекает его внимание бедрами, игриво сопротивляясь щиколотками, но через пару секунд сдаваясь и скрещивая их у него за спиной. Как тянется рукой — якобы опираясь на нее и изгибаясь под ним всем телом — к тяжелому подсвечнику...
Он успел перехватить ее за запястье в последний момент, когда медная подставка под три свечи уже была готова раскроить его висок. Развернулся, выкручивая руку и одним рывком швыряя легковесную девушку практически через всю каюту. Та на удивление не распласталась на полу, а, перекатившись, мгновенно вскочила, вооружившись его собственной саблей, которую он оставил у кровати. Острая сталь несколько раз со свистом рассекла воздух. Если бы девушку вела не только ярость, но и фехтовальное умение — быть безоружному капитану порезанным на мелкие кусочки. Но на его стороне был богатый опыт рукопашных, и странное, могучее, второе «Я», которое обострило все его рефлексы до совершенно запредельных высот. У девушки была ее ярость, желание выжить и...
На очередном не очень умелом замахе капитан скользнул вперед и перехватил запястье с саблей в тот момент, когда оно было над головой Джейн и она уже собиралась начать удар. Умело выкрутил до легкой боли, заставляя выронить оружие и вжал в дверь всем телом. Губы сомкнулись с губами, раздался возмущенно-беспомощный стон — зажатая могучим мужчиной в дверь, девушка могла только беспомощно колотить маленькими кулачками по его спине.
… и ее собственное, второе «Я», обострившее ее собственные чувства до того, что она почти переиграла капитана и едва не убила его или не захватила в заложники!
И в тот момент, когда их губы сомкнулись, два совершенно чуждых им самим сознания, два вторых «Я», о существовании которых не подозревали ни один, ни вторая, завершили долгий, тернистый путь друг к другу, медленно заставляя ее перестать бесполезно молотить руками плечам и лопаткам, цепляться за обрывки платья и пугаться своих собственных чувств к этому человеку, возникших внезапно, и старательно подавляемых воспитанием: «Как? Он же пират, преступник, окстись! Ты предназначена для принца!».
***
Последующим утром любующийся спящей принцессой пират вспоминал события прошедшей ночи как самое странное изнасилование в его жизни. Женщина, едва не зарубившая его его же собственной саблей (всерьез), сопротивлялась, царапалась, кричала, не упускала возможности двинуть его локтем или коленом — но каждое свое движение, каждый взгляд, каждую новую царапину на его спине она делала с настолько тонким, чувственным расчетом, что лишь распаляла его сильнее и больше. Любой, посмотревший на них, смог бы поклясться, что Пак — преступник, а Джейн — действительно пытается остановить творящееся безумие, но сам пират не просто был уверен — он знал сам и знал, что это понимает и Джейн: пожелай она действительно остановить его — она смогла бы сделать это одним словом. Но вместо этого она лишь заводила его больше и больше, не отпуская, не позволяя остановиться, пока обоих просто не вырубило от переизбытка чувств и усталости.
Пак проснулся первым и позволил себе полюбоваться блаженной улыбкой обнаженной девушки, лежавшей рядом с ним и уткнувшейся носом ему в бок. Но стоило ему попробовать подняться, как не по-девичьи сильная рука оплела его шею, возвращая к подушке. Глаза встретились с глазом. Синяк девушки уменьшался, но еще не сошел.
- Как ты это сделал?
- Что?
- Я — дочь губернатора острова, виконтесса. Я знаю, как правильно пользоваться десятком вилок. Я меняю по три платья в день и мне прислуживают две служанки. Я могу свободно говорить на трех языках. Ко мне ходили бароны и я выгоняла их если мне не нравились их духи. - Последнюю фразу она сказала почти возмущенно. - А ты... ты просто взял и... И...
Девушка не могла сформулировать то, что хотела сказать, подобрать последнее слово. «Влюбил»? «Привязал»? «Поймал»?
- Я просто не пользуюсь духами. - С преувеличенной серьезностью отозвался пират и они оба засмеялись. Смех девушки был звонким, как хрусталь, наполняя каюту. Она перестала подбирать нужное слово. Ей больше не нужны были слова — каждый из двоих понимал и чувствовал все необходимое.
- А про вилки забудь. Я тоже умею пользоваться десятком, но мне достаточно одной.
Девушка взглянула на пирата удивленно.
- Чего я о тебе не знаю?
- Ты не знаешь обо мне очень многого... - Отозвался пират, закрывая глаза и вспоминая свое далекое, почти забытое прошлое. Восьмилетний мальчишка смотрелся в ростовое зеркало. Дорогой модный костюм, начищенные туфли, взрослые вокруг, курящие тонкие трубки и обсуждающие цены на золото, взлетевшие из-за того, что клятые пираты захватили несколько испанских каравелл с грузом добычи с карибских островов, мешкающийся в дверях учитель испанского и слуга, наводящий окончательный марафет на Паккарда-младшего, баронета и будущего долгожданного наследника Паккарда-старшего, управителя британской колонии.
***
Дом на берегу лагуны был сделан из камня и обит деревом. Большой, крепкий, в три этажа, он выходил одними окнами на лагуну, каждый вечер встречая ими закат, а другими — на подступающий к морю лес. На другом краю лагуны раскинулся небольшой городок, до него можно было добраться на лодке или по берегу. Или, при желании, вплавь. Высокий, статный мужчина сорока лет, чье тело было испещрено шрамами, методично работал топором — колол дрова. Его могучее, перевитое жилами тело покрывали капельки пота, но он продолжал без устали взмахивать инструментом, как заведенный. С заднего двора доносился ребяческий смех — в гости прибежали несколько детишек из города, и сейчас они играли с детьми живущей на берегу семьи, гоняясь друг за другом. Из дома вышла женщина — ей тоже было под сорок, хотя выглядела она сильно младше своего возраста. Миндалевидные глаза с искоркой, лебединая шея, призрак блуждающей по губам улыбки...
- Месье Паккард, завтрак готов! - Задорно окликнула она мужа. Тот, расколов очередную чушку на умеренных размеров дровишки, развернулся, поймал вскрикнувшую женщину за талию и закружил ее по переднему дворику, целуя.
- Месье Паккард ведь не заставит себя ждать к столу? - Поинтересовалась она, повиснув в его объятиях, не доставая ногами до земли и совершенно не беспокоясь по этому поводу. - Кролик стынет!
- Только если леди Паккард приготовила его со своим соусом! - Безапеляционно заявил мужчина и поцеловал ее в губы.
-
-
30.10.2016 в 22:31-
-
31.10.2016 в 02:39